Нина Федоровна Черезова

* * *

Пo всем бульварам листья шелестят.
Конечно, это - осень, это - осень.
И старше я тебя почти на восемь,
Мне даже либералы не простят.

Но всем бульварам снег такой колючий,
Что, кажется, как листья, зашуршит.
Я жду письма, я жду на всякий случай,
Но только ты мне лучше не пиши.

По всем бульварам тополиный пух,
Все закружила белая метель,
А я сверну с бульвара на тропу,
Чтобы не думать больше о тебе.

По всем бульварам листья шелестят.
Я знаю: это - осень. Это - осень.
И старше я тебя почти на восемь.
Мне даже либералы не простят.
1974

* * *

Какое теплое плечо
У Пушкина в Бахчисарае!
Так солнце греет горячо,
Чуть в этот дворик попадая.

Здесь нет его прямых лучей –
Они всего лишь отраженье,
Теплом остались на плече,
Как будто жизни продолженье.

Толпой придвинута к нему,
Его плеча щекой касаюсь.
Тепло – живое! Я ему
Необычайно удивляюсь.

И отступаю, и гляжу,
Не верю. И опять щекою –
К плечу. А слезы – почему,
Не знаю – чуть ли не рекою...
Лето 1979

Первый конкурс звонарей России в Ярославле

«Сысоя» нет. И звонари не все.
Другая звонница. Волнение. Усталость.
На черной или светлой полосе
На этот раз мгновенье задержалось?

Сюрпризы конкурсов жизнь могут отравить,
От срыва застрахуешься едва ли.
Любая неудача может быть,
Все может быть на этих фестивалях.

«Сысоя» нет. И далеко Ростов.
И нет других своих колоколов.
Но время вышло. Замерло жюри.
Притихли и другие звонари.

Какая наступила тишина!
Как тягостна, мучительна она...
И вдруг под ярославским небосклоном
Возникло волшебство ростовских звонов.

Кто слышал их – узнал их мощь и гордость,
Их красоту, внушительность, полетность.
Откуда что взялось! Ведь нет «Сысоя»,
И звонари не все. И все другое.

Но разум в это верить не хотел –
Так долго главный колокол гудел!
Хотелось результат узнать скорей...
На фестивале выступил прекрасно
Ансамбль ростовских, наших звонарей.
1992

* * *

Отглагольных рифм осадок
Выпал. Вот он, подбирай.
Криво морщись и досадуй,
И себя же презирай.

А глагол не виноватый,
Он везде: и там, и тут.
Резкий, тонкий, нагловатый –
Ждут его или не ждут.

Без него, конечно, надо
Обходиться. Вот же, вот:
Иней, памятник, ограда.
Травка, солнце, огород.


Все понятно без глаголов:
Память, кладбище, тоска.
Без сомнений и без споров:
Лeтo, радость, отпуска.

Вспомним улицу, аптеку,
Рябь канала. Тусклый свет.

Только все же человеку
Без глагола жизни нет –

Без полета и без песен:
Пой, дыши, гуляй, спеши.
Без движения мир тесен,
Мир земной и мир души.

Отглагольных рифм, как хочешь,
Все равно не избежать.
Пусть живет глагол! Хохочешь,
Плачешь, каешься, пророчишь.
Веришь, любишь, будешь ждать.

2004

* * *

Ты знаешь, кошки любят черный хлеб,
Когда он мягкий, теплый, пахнет хлебом.
И белому его предпочитают.
Как мы недооцениваем их!
Они гораздо больше понимают
И в хлебе, и в мышах,
И в нас самих.
2007

* * *

Софье Московкиной
Под деревьями снег. И не тает.
А ведь скоро апрелю конец.
Пролетает весна, пролетает,
Не коснувшись застывших сердец.

На лугу только жухлые травы,
Ветром клонит к земле камыши.
Тучи черные слева и справа,
И совсем ничего для души.

Налетела пурга – да какая!
Из окошка не видно дома.
Может, снова зима наступает,
Может, снова наступит зима?..

Я не видела Волги чернее,
Не припомню ветров холодней.
Почему они злее и злее
Над Россиею бедной моей?

Не дождаться нам, видимо, лета...
Но сквозь глину и желтый песок
Пробивается солнечным светом
Мать-и-мачехи первый цветок.
Апрель 2009

* * *

Полуразрушенные храмы
Да кладбища. Уж нет домов,
Что были здесь. И этой драмы
Не передать. Не хватит слов.

Поля, заросшие бурьяном,
Дурным, корявым ивняком.
Мужик плетется полупьяный...
Домой? Или покинул дом?

Спустились сумерки немые,
Все гуще тьма. Уходит свет.
Россия, ты еще Россия?
Или тебя уже и нет?

Сова полярная над лугом
Летает, распустив крыла.
Метель февральская округу
Всю замела. Все замела.
20 феврали 2010

* * *

Доцветают тюльпаны в саду,
А нарциссы пока не сдаются.
Поведу я коней в поводу –
Напоить. Пусть досыта напьются.

Чуть касаются кони воды.
Долго пьют. Им куда торопиться?..
Впереди все труды да труды.
Подожду, ничего не случится.

Напились. Капли падают с губ.
Начинается дня бесконечность.
Стрекоза села серой на круп...
Рядом все – мимолетность и вечность.

Доцветут и нарциссы...Потом
Все быстрее покатится лето.
Так и жизнь – колесом, колесом
Прокатилась по белому свету.

Я коней поведу в поводу,
Доведу их до самого дома.
А подкову на счастье найду –
Вам отдам. Мне нельзя по-другому.
2010

* * *

Константину Салтыкову,
руководителю танцевального
ансамбля «Константа»


В петровской роще – музыка Россини.
Да как же это так? И почему?
Спускается на рощу сумрак синий,
Вслед за собой зовет ночную тьму.

А музыка ликует, удивляя,
Переполняя радостью сердца.
В ней столько света, что и ночь глухая
Не одолеет света до конца.

Стремительно ворвался Дунаевский,
И вспомнилось любимое кино:
Грант, капитан и клуб наш деревенский,
И не экран – простое полотно.

Летел корабль, и музыка – не ветер –
Его переполняла паруса.
Какое счастье жить на белом свете,
Когда возможны эти чудеса!..

Ах, как «Константа» это танцевала.
Нежнейших тканей вихри и порыв.
Как будто вдохновение летало,
Романтикою ветра покорив.

Да разве может быть все идеально?
И совершенство – только лишь мечта.
А вот оно – светло и гениально,
Легко – и отступила темнота.

А он стоял, смотрел. Его не каждый
В минуту эту видел, позабыв,
Как он нашел себя однажды?
Чтоб жить, всех счастьем этим одарив.

Петровск – заштатный городок России.
Кто в нем бывал, все понимает сам.
Ах, как нужна здесь музыка Россини! –
Как Дунаевский нужен парусам.
23 февраля 2011

* * *

Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводит она.
Н. Некрасов

Картофельные плети почернели,
Убитые холодною росой.
Зимою снова закружат метели
Над этою унылой полосой.

А будут ли пахать весной? Не знаю.
Сажать картошку силы больше нет.
И не одна останется такая
Усадьба, словно символ наших бед.

Несжатая полоска, помню, в детстве
Меня до слез почти что довела,
Запала в душу навсегда, и средства
Забыть ее найти я не смогла.

Она была одна. Теперь их много.
И там, и тут заброшены поля.
Мы видим их, когда опять в дорогу
Поманит что-то. А вокруг земля,

Оставшаяся никому не нужной,
Запущенной, заросшею, пустой.
Нет пахаря. Ослабший и недужный
Ее он оставляет сиротой.

Картофельные высохшие плети
Я подожгу весной в последний раз.
Такая вот судьба на белом свете –
У полосы, у поля и у нас.
6 сентября 2012